Здравствуйте, гость Правила · Помощь

»  Цитаты из литературы, которые нравятся лично Вам, Поделимся ими? Собой? Начнём? Подписаться | Сообщить другу | Версия для печати
      » 6/09/2014, 23:21,  hurry 
-Вы любите Пушкина?

Я испытал глухое раздражение.

– Люблю.

Так, думаю, и разлюбить недолго.

– А можно спросить – за что?

Я поймал на себе иронический взгляд. Очевидно, любовь к Пушкину была здесь самой ходовой валютой. А вдруг, мол, я – фальшивомонетчик…

– То есть как? – спрашиваю.

– За что вы любите Пушкина?

– Давайте, – не выдержал я, – прекратим этот идиотский экзамен. Я окончил среднюю школу. Потом – университет. (Тут я немного преувеличил. Меня выгнали с третьего курса.) Кое-что прочел. В общем, разбираюсь… Да и претендую всего лишь на роль экскурсовода…

К счастью, мой резкий тон остался незамеченным. Как я позднее убедился, элементарная грубость здесь сходила легче, чем воображаемый апломб…

– И все-таки? – Марианна ждала ответа. Причем того ответа, который ей был заранее известен.

– Ладно, – говорю, – попробую… Что ж, слушайте. Пушкин – наш запоздалый Ренессанс. Как для Веймара – Гете. Они приняли на себя то, что Запад усвоил в XV-XVII веках. Пушкин нашел выражение социальных мотивов в характерной для Ренессанса форме трагедии. Он и Гете жили как бы в нескольких эпохах. «Вертер» – дань сентиментализму. «Кавказский пленник» – типично байроническая вещь. Но «Фауст», допустим, это уже елизаветинцы. А «Маленькие трагедии» естественно продолжают один из жанров Ренессанса. Такова же и лирика Пушкина. И если она горька, то не в духе Байрона, а в духе, мне кажется, шекспировских сонетов… Доступно излагаю?

– При чем тут Гете? – спросила Марианна. – И при чем тут Ренессанс?

– Ни при чем! – окончательно взбесился я. – Гете совершенно ни при чем! А Ренессансом звали лошадь Дон Кихота. Который тоже ни при чем! И я тут, очевидно, ни при чем!..

– Успокойтесь, – прошептала Марианна, – какой вы нервный… Я только спросила: «За что вы любите Пушкина?..»

– Любить публично – скотство! – заорал я. – Есть особый термин в сексопатологии…

Дрожащей рукой она протянула мне стакан воды. Я отодвинул его.
      » 8/09/2014, 22:40,  Йозеф 
Великий Питон спросил у своего Главного Визиря:
-- Что такое "обет молчания"?
-- Послеобеденный сон, -- ответил тот, не задумываясь. Он на все вопросы умел отвечать, не задумываясь, за что и был назначен Главным Визирем царя.
      » 10/09/2014, 11:26,  wikolela 
Есть такая легенда — о птице, что поет лишь один раз за всю свою жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдет. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достается она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах. Ибо все лучшее покупается лишь ценою великого страдания… По крайней мере, так говорит легенда.
...
Птица с шипом терновника в груди повинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет ее кинуться на острие и умереть с песней. В тот миг, когда шип пронзает ей сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поет, поет до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвется дыхание. Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, — мы знаем. Мы понимаем. И все равно — грудью на тернии. Так будет всегда.
      » 10/09/2014, 11:33,  wikolela 
Бывают дни, когда все не ладится. Нога с кровати опускается не в тапочек, а на спину любимой собаки, с перепугу цапающей тебя за щиколотку, кофе льется мимо чашки — и прямо на свежую рубашку, дойдя до метро, обнаруживаешь, что позабыл дома документы и деньги, а возвратившись домой, понимаешь — ты их не забыл, а потерял. Вместе с ключами.

Но случается и наоборот. Встаешь бодрым и с приятными воспоминаниями о приснившемся сне, вчерашний насморк за ночь прошел бесследно, яйца удается сварить «в мешочек», подруга, с которой разругался накануне, звонит сама и просит ее простить, троллейбусы и автобусы подкатывают, едва ты подходишь к остановке, начальник вызывает к себе и сообщает, что решил поднять тебе зарплату и выплатить премию.

Таких дней я опасаюсь больше. Все-таки правы были древние — нельзя гневить судьбу излишней удачливостью. Царь Поликрат не зря выбросил кольцо в море — вот только когда море отвергло жертву, царю стоило бы отрезать себе палец, авось не прирастет. Если ты не прирожденный счастливчик, идущий по жизни легкой походкой бездельника, — бойся счастливых дней! Жизнь не зря походит на полосатую тюремную робу. Случилась беда, значит — завтра придет удача...
      » 10/09/2014, 21:57,  НЕ3НАКОМКА 
Мистер Риарден, — голос Франсиско звучал спокойно и серьезно. — Скажите, если бы вы увидели Атланта, гиганта, удерживающего на своих плечах мир, если бы увидели, что по его напряженной груди струится кровь, колени подгибаются, руки дрожат, из последних сил тщась удержать этот мир в небесах, и чем больше его усилие, тем тяжелее мир давит на его плечи, что бы вы велели ему сделать?
— Я… не знаю. Что… он может поделать? А ты бы ему что сказал?
— Расправь плечи.
      » 20/09/2014, 13:47,  Меф 
11

Прошло несколько дней, и вот однажды утром, ничем особенно не отличавшимся от предыдущих, вместе со снарядами, но только более обильно на окопы посыпался снег, - как раз снарядов выпало негусто, всего-то штуки три, но именно теперь Пандиоло разнылся.
Я замёрз и устал, я хочу есть и пить, стонал он. Ну да, подхватил Арсенель, мы все тоже. Мне тошно, у меня болит живот, не унимался Падиоло. У всех болит, увещевал его Антим, поболит и пройдёт. А хуже всего то (вот зануда, фыркнул Босси), что я не разберу: то ли мне тошно из-за живота, то ли живот болит из-за того, что тошно. Вы понимаете? Да отвяжись ты, огрызнулся Арсенель.

Если три первых 105-миллиметровых снаряда прошли над их головами и разорвались где-то далеко позади позиций, то четвёртый, выпущенный более метко, в ту самую минуту попал в траншею и показал, на что способен: капитанского ординарца разнесло на куски, связисту оторвало голову, Боссии проткнуло насквозь деревянным колом-подпоркой, множество солдатских тел порубило, словно топором, под разными углами, а одного егеря - пополам сверху донизу. Антим на секунду увидел все его органы в разрезе, от головного мозга и до таза, как на анатомической таблице, но тут же потерял равновесие и, инстинктивно прикрываясь от всего, что на него обрушилось, присел на корточки, оглушённый грохотом, ослеплённый лавиной земли, камней, облаком пыли и дыма; его рвало от страха и омерзения на собственные ботинки и на землю вокруг, ноги по щиколотку утопали в грязи.

Вот, показалось было, ужас подошёл к концу: пыль потихоньку оседала, возвращалось относительное спокойствие; правда, взрывы, мощные, рокочущие, не прекращались, но доносились издалека, приглушённые, точно эхо. Оставшиеся в живых поднимались, облеплённые кусками пушечного мяса, в которые уже вцеплялись крысы; под ногами валялись куски человечины: голова без нижней челюсти, глаз, кисть руки с обручальным кольцом на пальце, оторванная нога в сапоге.

Но не успели все поверить в затишье, как неизвестно откуда и неведомо как прилетел запоздалый осколок снаряда, этакий короткий постскриптум к завершённому письму. Гладкая чугунная бляшка размером с ладонь, похожая на первобытный кремневый топор, дымящаяся, раскалённая и острая, как стекло. Эта штуковина, как будто точно зная, кто ей нужен, сиганула, минуя всех прочих, прямиком к Антиму, который как раз в это время вставал, и с маху обрубила ему правую руку по самое плечо.

Пять часов спустя в полевом лазарете все поздравляли Антима и не скрывали зависти: такое чудное ранение, предел мечтаний! Тяжёлое, конечно, и теперь он будет инвалидом, зато как раз то, что надо, - на фронт уж точно больше не отправят! Товарищи на соседних носилках так бурно радовались, приподнимаясь на локте и размахивая кепи - кроме, конечно, тех, кто двигаться совсем не мог, - что Антим не посмел ни стонать, ни жаловаться на боль, ни жалеть о потерянной руке, хотя, пожалуй, был не в состоянии осознавать свою потерю. Да вряд ли он осознавал и степень боли, и все, что творилось вокруг, и то, что никогда уже ему не приподняться на локте - во всяком случае, на правом, - как делали другие под его незрячим взглядом.
Его только-только вынесли из приспособленного под операционную барака, он только-только вышел из комы, открытые глаза бессмысленно блуждали, и, плохо понимая, чему это все так радуются, он решил, что надо присоединиться к общему веселью. Он ощущал, опять-таки не очень понимая почему, чуть ли не стыд за то, каким стал, и на ликованье лазарета автоматически пытаясь подладиться, ответил смехом, больше похожим на затяжной спазм или конское ржание; все тут же замолчали, больному вкатили приличную дозу морфина и погрузили в прострацию.

А через полгода, с пристёгнутым английской булавкой к правой поле пиджака пустым рукавом и с новеньким военным крестом на левой стороне груди, Антим гулял по набережной Луары. Уцелевшей конечностью он держал под правую руку Бланш, а та своей левой толкала коляску со спящей Жюльеттой. Антим был в чёрном, в трауре и Бланш, что вполне гармонировало с унылой цветовой гаммой фасадов - коричневых, серых, грязно-зелёных, - которую нарушала лишь блеклая, тускло поблескивающая под июньским солнцем позолота магазинных витрин. Антим и Бланш шли молча и только изредка перебрасывались парой слов по поводу газетных новостей. Хоть под Верден ты не попал, сказала Бланш, а Антим в ответ промолчал.

Два года войны и непрерывные призывы так проредили население города, что даже в воскресенье на улицах было пустынно. А даже женщин и детей не видно - жизнь дорожала, в магазинах делать нечего; женщины в лучшем случае получали скудное военное пособие и были вынуждены, оставшись без мужей и братьев, искать работу: они расклеивали афиши, разносили почту, шли в кондукторы и машинисты, а большинство работало у станка, на военных заводах. Дети, начиная лет с одиннадцати, тоже были востребованы: забросив школу, они заменяли взрослых; в городе работали на производстве, на селе пасли скот, молотили пшеницу. И оставались только старики, нищие, горстка инвалидов - вроде Антима - да ещё собаки, бродячие и на поводках.

Один такой неприкаянный пёс, учуяв течную суку на другой стороне набережной Фосс, рванулся к ней и врезался впопыхах в колесо коляски, едва её не опрокинув, но тут же Бланш дала ему хорошего пинка ногой в изящной туфельке, он заскулил и побежал прочь. Убедившись, что молодая мать не растерялась, а племянница по-прежнему сладко спит, Антим проводил взглядом несчастного пса, того заносило то вправо, то влево, член его всё ещё был наготове, но без всякого толка, ибо предмет вожделения свернул за угол Веррери и скрылся из виду.
      » 27/09/2014, 17:29,  Меф 
()
...
Ну и наконец, всем известно, что занятый человек ничему не
может выучиться как следует
: ни красноречию, ни свободным наукам.
Поскольку рассеянный дух ничего не усваивает глубоко, как бы выплевывая
все, что пытаются насильно впихнуть в него. Самое недоступное
для занятого человека - жить
, ибо нет науки труднее. Преподавателей
всех прочих наук сколько угодно; в некоторых, случается.
даже маленькие мальчики настолько преуспевают, что сами могут
преподавать. Жить же нужно учиться всю жизнь, и, что покажется
тебе наверное, вовсе странным, всю жизнь нужно учиться умирать
.
...
Все, кто зовет тебя в адвокаты, отнимают у тебя жизнь. Сколько
дней украл у тебя обвиняемый? Сколько тот кандидат на выборную
должность? Сколько та старуха, уставшая хоронить своих наследников?
Сколько тот мнимый больной, желавший подразнить алчность
всех, кто зарился на его деньги? Сколько отнял твой чересчур высокопостав
ленный друг, который вас считает не столько друзьями, сколько
предметами своего обихода? Проверь свои расходы, говорю я тебе.
и подведи итог дням своей жизни: ты увидишь, что у тебя осталось
всего несколько - и то лишь те, которые не пригодились другим.
...
Напротив, тот, кто каждый миг своего времени употребляет себе
на пользу, кто распорядок каждого дня устраивает так, будто это -
вся его жизнь, тот без надежды и без страха ожидает завтрашнего
дня.
...
Все известно, всего он вкусил и теперь сыт.
Прочим пусть распорядятся, если угодно, случай и фортуна: жизнь
его уже вне опасности. К ней можно еще что-то прибавить, но ничего
нельзя отнять: так сытому человеку можно предложить еще кусочек,
и он возьмет его, но без жадности.
...
Итак, пусть седина и морщины не заставляют тебя думать, что
человек прожил долго: скорее, он не долго прожил, а долго пробыл
на земле
. Ведь встретив человека, которого буря настигла при отплытии
из гавани и разбушевавшиеся ветры долго гоняли по кругу, не
вынося из родного залива, ты не станешь считать его бывалым мореходом?
Верно, он долго пробыл в море, но не совершая плавание, а болтаясь
в волнах игрушкой ветров
.
      » 29/09/2014, 12:54,  Меф 
Книга — это зеркало: если в нее заглянет осел,
вряд ли в ответ из нее выглянет апостол.
Георг Лихтенберг
()
...
Читать — значит переводить, поскольку опыт двух разных людей никогда не совпадает. Плохой читатель как плохой переводчик: он буквален там, где нужен перифраз, и перифразирует там, где нужна буквальная точность.
Образованность сама по себе при чтении не столь важна, как некий инстинкт, — ведь большие ученые не раз оказывались плохими переводчиками.

Мы извлекаем гораздо больше пользы из книги, читая ее не так, как предполагал автор, правда, только в том случае, если, будучи взрослыми, делаем
это сознательно.
Как читатели мы в большинстве своем чем-то похожи на мальчишек, которые подрисовывают усы девицам с рекламных разворотов.

Признак того, что книга обладает литературными достоинствами, — это возможность ее разночтений.
...
Поэт не может читать другого поэта, а прозаик — прозаика, не сравнивая его произведения со своими. Его суждения в подобных случаях бывают примерно такими: «Он — мой Бог!», «Мой прадед!», «Мой враг!», «Мой кровный брат!», «Мой слабоумный брат!».

Пошлость в литературе предпочтительнее ничтожества — так же, как портвейн бакалейщика предпочтительнее дистиллированной воды.
Хороший вкус в большей мере означает степень разборчивости, нежели потребность в исключениях. Поэтому, когда человека со вкусом заставляют вы-
бирать и исключать, сопровождается это скорее печалью, чем удовольствием.

Удовольствие, конечно, безошибочный признак для критика, то есть я хочу сказать, наименее ошибочный.
...
В юности мы понимаем, что есть разные удовольствия и некоторые из них не существуют одновременно, но в юности нам еще нужна помощь, чтобы во
всем этом как следует разобраться. Как и в гастрономических пристрастиях, юность ищет наставника в литературе — того, кому она может довериться.
Юность ест и читает то, что ей рекомендует авторитет, поэтому часто приходится слегка обманывать себя: притворяться, что любишь оливки и «Войну и
мир» больше, чем на самом деле.

Между двадцатью и сорока годами мы бываем вовлечены в процесс самопознания — иными словами, мы изучаем разницу между случайными преградами, которые надо преодолевать, и преградами необходимыми, преодоление которых никогда не остается безнаказанным. Лишь немногие, изучая себя, не совершают ошибок и не пытаются занять место, им не отведенное. Именно в этот период писатель легче всего попадает под влияние другого писателя или идеологии.

Когда кто-нибудь между двадцатью и сорока говорит об искусстве: «Я знаю, что мне нравится», это означает: «У меня нет собственного вкуса, я разделяю вкусы, принятые в моей культурной среде», ибо между двадцатью и сорока верным признаком того, что человек обладает настоящим вкусом, является его неуверенность в нем.

После сорока, если мы не утратили собственного восприятия, удовольствие снова становится тем, чем оно было для нас в детстве, — надежным признаком качества нашего чтения.
...
Все наши суждения и приговоры, эстетические и нравственные, какими бы объективными они нам ни казались, суть рациональные проявления наших субъективных желаний, пристрастий и удовольствий.

Если человек пишет стихи и прозу, его мечта о Рае — его личное дело, но, как только он начинает заниматься литературной критикой, честность требует от него дать читателю четкое представление об идеале, чтобы тот глубже понял суждения критика.

Поэтому сейчас я намерен ответить на вопросы, когда-то мной составленные, чтобы предоставить читателю ту информацию, какую я всегда хотел бы иметь, читая других критиков.

РАЙ

Пейзаж
Известняковые горы, подобные Апеннинам, и
скалы вулканического происхождения, хотя бы
один потухший вулкан. Скалистое морское побере-
жье.

Климат
Английский.

Этнический состав населения
Сильно смешанный, как в Соединенных Шта-
тах, с небольшим преобладанием нордической расы.

Язык
Из смешения нескольких, подобных английско-
му, с высокоразвитой системой склонений.

Система мер и весов
Непоследовательна и сложна. Десятичная систе-
ма исключается.

Религия
Католицизм облегченного средиземноморского
образца. Множество местных святых.

Размер столицы
Идеальное число Платона, 50x40.

Форма правления
Абсолютная монархия; монарх избирается боль-
шинством голосов на пожизненное правление.

Источники естественной энергии
Ветер, вода, торф, уголь. Нефть исключается.

Экономическая деятельность
Добыча свинца, угля, химическое производство,
мельницы, скотоводство, товарообмен, приусадеб-
ное хозяйство.

Транспорт
Лошади, экипажи, речные баржи, воздушные
шары. Никаких автомобилей и самолетов.

Архитектура
Государственная — барокко. Церковная — ро-
манский или византийский стиль. Гражданская —
английский или американский колониальный стиль
XVIII века.

Домашняя мебель и утварь
Викторианская, кроме кухни и ванных комнат,
оборудованных по последнему слову современной
техники.

Официальная форма одежды
Парижская мода 1830—1840 годов.

Источники информации
Сплетни. Техническая и образовательная перио-
дика. Газеты исключаются.

Общественные статуи
Знаменитые покойники.

Общественная жизнь
Религиозные процессии, духовые оркестры, опе-
ра, классический балет. Кино, радио и телевидение
отсутствуют.

...
...

.., читая образованного критика, получаешь гораздо больше пользы от его подборки цитат, чем от его личного комментария.
...
Любознательные люди иногда спрашивают писателей и поэтов: «Для кого вы пишете?»
Вопрос, конечно, глупый, и я дам на него глупый ответ.

Однажды я наткнулся на книжку и почувствовал, что она была написана для меня, и только для меня. Как ревнивый любовник, я не желал, чтобы кто-нибудь еще узнал о ней. Иметь миллион таких читателей, не подозревающих о существовании друг друга, быть читаемым со страстью, без болтовни и пересудов — это, пожалуй, и есть заветная мечта каждого писателя.
      » 3/10/2014, 05:41,  Mafiozi 
МАССОЛИТ разместился в Грибоедове так, что лучше и уютнее не придумать. Всякий, входящий в Грибоедова, прежде всего знакомился невольно с извещениями разных спортивных кружков и с групповыми, а также индивидуальными фотографиями членов МАССОЛИТа, которыми (фотографиями) были увешаны стены лестницы, ведущей во второй этаж.
      » 13/10/2014, 13:09,  Меф 
()

Должна же где-то быть граница
Моим несчастиям? Бог весть.
Уже невзгод моих не счесть,
Во всем успел я усомниться.
Когда я выяснил, что есть
На свете истины крупица,
То все мне, надо ж так случиться,
Уже успело надоесть.
...
===============

На заре с колокольни, когда переливы
Рассыпаются нежно, как звон хрусталя,
Где лопочет младенец и шепчут оливы,
И душистые пахнут лавандой поля,
Над челом звонаря прянет птица пугливо,
Он с лампадой в руке, на латыни скуля,
Воспарив на веревке, канючит тоскливо,
Еле слышимый гул исступленно хуля!
Тот звонарь — это я. Жадной ночью туманной,
Оперенный грехом, я звоню в Идеал,
Извлекая в ответ, сквозь дрожащий металл,
Только хрипы и хлипы из полости странной.
Сатана! Но однажды и я утомлюсь,
Выну камень из петли — и в ней удавлюсь
...
==========

***
Надежда вновь блестит соломинкой в сарае,
Хватайся за нее, не думай о былом.
Бьют полдень. Спи. Оса кружится над столом,
А ты все ждешь, свой лоб руками подпирая.
Ах, бледная душа, и столько лет спустя
Ты не устала ждать. Бьют полдень. Это снится.
Пей! Вот вода, и жди. А я, сомкнув ресницы,
Забормочу сквозь сон, как кроткое дитя…
Бьют полдень. Ах, мадам, уйдите, ради бога,
Пусть он еще поспит, да-да, еще немного…
И гул ее шагов все чудится ему.
Как камушек из рук сквозь брызнувшие слезы,
Надежда падает в таинственную тьму…
Когда же зацветут сентябрьские розы!
===========

***
Я совершил тягчайший из грехов,
Я не был счастлив, нет мне оправданья,
Извел я годы, полные страданья,
На поиски несбыточных стихов.
...

***
Мир — лабиринт. Ни выхода, ни входа,
Ни центра нет в чудовищном застенке.
Ты здесь бредешь сквозь узкие простенки
На ощупь, в темноте — и нет исхода.
Напрасно ждешь, что путь твой сам собою,
Когда он вновь заставит сделать выбор,
Который вновь заставит сделать выбор,
Закончится. Ты осужден судьбою.
...

***
Спаси меня, о Господи. (Взываю
К тому, чье имя — звук пустой, и все же,
Как если бы Ты слышал это, Боже,
Лишь на Тебя с надеждой уповаю.)
Дай мне защиту от себя.
...

4. Горе плачущему, ибо не отвыкнет уже от жалких стенаний своих.
6. Мало быть последним, чтобы стать когда-нибудь первым.
10. Благословенны не алчущие и не жаждущие правды, ибо ведают, что удел человеческий, злосчастный или счастливый, сотворяется случаем, который непостижим.
16. Нет нерушимых заветов, ни тех, что от меня, ни тех, что от пророков.
17. Кто убивает во имя правды или хотя бы верит в свою правоту, не знает вины.
19. Не испытывай ненависти к врагу, ибо, возненавидев, станешь отчасти уже и рабом его. Никогда твоя ненависть лучше не будет мира в душе твоей.
24. Не преувеличивай праведность свою; нет человека, который в течение дня несколько раз не солгал бы, ведая, что творит
28. Делать доброе врагу могут праведники, что не очень трудно; любить его — удел ангелов, не людей.
33. Дай святыню псам, кинь жемчуг свой перед свиньями. Всему воздай, что положено.
34. Ищи ради счастья искать, но не находить…
41. Ничто не строится на камне, всё на песке, но долг человеческий строить, как если бы камнем был песок…
47. Счастлив независтливый бедняк, счастлив незаносчивый богач.
50. Счастливы любящие и любимые, и те, кто может обойтись без любви.
51. Счастливы счастливые.

« Предыдущая тема | Перечень тем | Следующая тема »
0 Пользователей читают эту тему (0 Гостей и 0 Скрытых Пользователей)
0 Пользователей: